Битва Стихий. - Страница 15

Проделав несколько мертвых петель подряд, Тарион перестал понимать, в какой стороне искать спасительную землю. Его обступала Пустота. Он не ощущал времени и не понимал, с чем борется. Какие понятия применимы к тому, что само по себе ничто? Наконец, он приметил уходивший в Пустоту заснеженный пик Бронзовой горы и устремился прямиком к нему. Приземлившись, Тарион сменил облик. Воздух был разряжен, и он никак не мог отдышаться. Кружилась голова. Возможно, чистокровному дракону была бы нипочем любая высота, но он оставался наполовину человеком. И хотя в облике дракона спуск был бы быстрее, он стал спускаться так. Когда-то давно он уже мчался по верхушкам гор. Не зная страха высоты, он добрался до крепости Грим-Батол тем путем, который не ведал ни один смертный во всем Азероте. И уж точно никто из Культа Сумеречного Молота не ожидал, что кто-то сможет добраться до их недоступной и защищенной со всех сторон крепости, шагая по пикам Сумеречных гор.

Туманные обрывки Пустоты, застилая взгляд, струились вдоль сотрясавшейся в конвульсиях горы. Чтобы не угодить ногой в расщелину, Тарион прыгнул, но туман скрыл истинное расстояние. Мальчик покатился кубарем. Прежде, чем поток острых камней утянул его за собой, он успел ухватиться за небольшой кустарник. Тарион подтянулся за ветви растения и сел. Перед ним простиралась Пандария. Даже лишенный солнечного света пейзаж завораживал, будто он видел его впервые. Но ведь так оно и было! Он впервые видел остров сверху в облике человека, а не дракона!

Кожа на руках саднила, а пальцы были изодраны до крови. Тарион опустил глаза и заметил, что все еще сжимает в ладонях оторванные листья… ярко-зеленого цвета. С желтыми прожилками посередине, будто кто-то мазнул кисточкой. И такого же цвета точками.

Венке.

Он не только нашел его, он вырастил целую гору, на которой во всей Пандарии росло это растение. Ядовитое растение, которого ни в коем случае нельзя было касаться. На листьях была кровь.

Как в тумане он оглядел израненные ладони. Почти наяву услышал голос Ноздорму:

— Ох, идиот!…

И в то же мгновение его будто разорвало на мельчайшие кусочки, хотя он и оставался единым. Он ощущал себя в каждом уголке Азерота, хотя не покидал своего места. Чувствовал биение сердец всех живых существ и оплакивал огненными слезами их смерти. Рассеялись десятки терзавших его вопросов, на которые Тарион постоянно искал и не находил ответы. Отчего-то казалось, что именно там, в лишенном времени, света, цвета и самой жизни пространстве, он способен наконец-то вершить предначертанное ему.

* * *

Джайна Праудмур заворожено наблюдала, как белый береговой песок с каждой новой волной затягивает ее ступни все глубже и глубже. Она вздохнула, но так и не ощутила того неповторимого вкуса соли и водорослей. Сначала Пустота лишила хвойные леса Пандарии их неповторимого аромата, теперь настал черед моря. Казалось, остров угодил в сети гигантского безжалостного паука и тот без устали плел липкую паутину, покрывая ею сосновые леса, шумящие воды реки, и не было никакого спасения от этого гибельного кокона. Вечные сумерки Пустоты поглощали сокрытый в Безвременье остров вместе со всем его населением — пандаренами, черным драконом и волшебницей, которую в Азероте давно считали погибшей.

Джайна оглянулась в сторону леса, где среди сосен мелькали черно-белые спины пандаренов. Опасаясь мирмидонов, пандарены никогда не приближались к морскому берегу. Мирные медведи не знали других врагов, и поплатились за это многими жизнями в первые годы изгнания. Только после этой трагедии Ноздорму окончательно сокрыл остров от любого создания Азерота в туманах Безвременья. Пандарены под началом Кейгана-Лу трудились, не покладая лап. Двое рыли глубокую яму, третий разводил костер. Еще несколько пандаренов собирали в лесу поленья. Великовозрастный пандарен тоже не сидел без дела. Впрочем, после случая с Тарионом и полученной от Джайны взбучки, он вряд ли позволил бы кому-то другому отбирать и осматривать злополучные плоды венке, собранные травниками на Новой Бронзовой горе. От магической помощи по разведению огня Кейган-Лу отказался.

— Во всем, что касается венке, мы не должны отступать ни на шаг от древних традиций первых пандаренов, — сказал он. — Помогите нам с защитой от детей моря, леди Джайна. Так вы внесете свой вклад в это важное дело.

Джайну так и подмывало спросить, не смущает ли древние традиции отнюдь не естественная природа появления Новой Бронзовой горы? Но ей удалось сдержаться.

О, как же ей недоставало мирмидонов в такие минуты! После пребывания Джайны в Зин-Азшари мирмидоны олицетворяли все те воспоминания, которые она тщетно гнала от себя прочь. В Пандарии ей хватало забот и без любовных переживаний.

Долгими серыми ночами, пока пандарены спали в сооруженных из сосновых лап шалашах, Джайна пробовала все известные ей способы перемещения в пространстве.

Сотворенные порталы менее чем за секунду сужались до единственной голубоватой точки, чтобы тот же миг взорваться столпом искр. От мгновенного волшебного передвижения, когда, мигнув, волшебница исчезала там, где стояла, и появлялась на другой стороне поляны, осталась только вспышка. Джайна искрила, как елка на Зимний Покров, но не сдвигалась с места. Не срабатывало даже заклинание замедленного падения, известное любому чародею Азерота. Хвала Свету, что проверяя их, Джайна отделалась лишь несколькими ушибами и лишний раз убедилась, что подобными экспериментами лучше заниматься ночью и без сторонних наблюдателей. Раздосадованная неудачами волшебница обычно отправлялась на берег моря. Слуги королевы Азшары были ее единственной отдушиной и возможностью выпустить пар. Чтобы испепелить с десяток двухметровых змей, у Джайны всегда находились и силы, и желание. Только после этого, уставшая донельзя, она на несколько часов проваливалась в сны без сновидений, чтобы на следующий день проверить очередной десяток из сотни других изученных в университетах Даларана заклинаний. Когда-то она решила, что посвятит магии жизнь, но по иронии судьбы ситуации, в которых волшебство в вопросах жизни и смерти оказывалось бесполезным, возникали все чаще.